ЗАБИЛ РЕБЕНКА ДОСМЕРТИ

            Почти три года назад холодным мартовским днем в фойе Дома культуры села Вал проходило открытое судебное заседание. На скамье подсудимых сидел мужчина тридцати трех лет от роду, с крупными, даже красивыми чертами лица. И тем страшнее звучало обвинительное заключение, в котором ему, Сергею Панкратову вменялось в вину убийство шестилетнего ребенка. Если говорить юридически точно, то обвинение звучало так: умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего.

            ПОТЕРПЕВШИЙ, Максимка Владимиров, своего нового папу – дядю Сережу – очень хотел полюбить. Потому что дядя Сережа был, во-первых, русский, тогда как мама у Максимки из народностей Севера. А во-вторых, дядя Сережа многое умел, даже на мотоцикле катался. Кроме того, дядя Сережа желал Максимке только добра, хотел, чтобы мальчик вырос честным. И потому бил больно и долго.

Синяки и ушибы люди стали замечать на Максимке сразу же, как только Панкратов поселился в их доме. Но когда дядя Сережа прихворнул, то именно Максимка облазил все кусты, собирая для него баночку малины. Соседки молча вытирали слезы, втайне сочувствуя ребенку, но не в силах что-либо изменить в его судьбе. Сердобольные женщины уже поняли, его матери все равно, что над ее ребенком измывается чужой мужик. А глава сельской администрации после жалоб соседей «провела беседу». Одна надежда, что этот «урод» сам куда-нибудь сгинет. Увы…

Всего девять месяцев прожил Максимка под одной крышей со своим палачом. Мать молчала и старалась не вмешиваться, когда «отец занимался воспитанием» ее ребенка. Боялась его кулаков, да тот и подручными средствами не брезговал. В доме было две палки. Та, что побольше, для матери, вторая – для ее сына. Причем, мальчик должен был сам приносить «инструмент» мучителю. Поводы для побоев были «весомые» – вдруг вздумал хромать, когда у него, Панкратов это точно знает, ничего не болит. Или говорит, что гулял во дворе, а сам покинул его территорию. А то, например, не съел котлету, а спрятал под диван. Ее нашла кошка и съела. Это привело «папу» в ярость, хотя именно Максим был единственным кормильцем в семье – на его детское пособие существовали нигде не работающие взрослые. Когда синюшного и распухшего от побоев мальчика нельзя  уже было отправлять в садик, на входную дверь вешался замок – мол, дома никого нет. А папа с мамой пользовались окном, как дверью. Очень удобно: всякие комиссии не надоедают, и ребенок весь в твоем распоряжении.

Этот день – 16 сентября 2001 года – был не хуже и лучше других в черной череде Максимкиного существования. Папа с мамой с утра отправились на рыбалку, напороли икры, продали ее. Обмыли удачу. По ходу пьянки приходили разные дяденьки, тоже выпивали. Одновременно вяло защищали ребенка, которого на их глазах (и глазах пьяной матери) избивал детским стульчиком, а потом, когда тот рассыпался, просто палкой чужой мужик, живущий в доме этого ребенка и за его счет. Максим уже не мог стоять на ногах, когда тот, удовлетворивший свою потребность в еде, питье и садизме, пошел к соседям смотреть телевизор. Матери он велел помыть свое дитя – от него дурно пахло. Часа через два она, проснувшись и подойдя к сыну, увидела, что Максим не дышит.

СВИДЕТЕЛИ, ради которых председательствующий судья Александр Кузнецов и провел первое судебное заседание с выездом в село Вал, поведали историю короткой жизни и мучительной смерти своего маленького земляка.

Соседка Ольга Буркова: «Максимка был хороший, спокойный мальчик, в шесть лет уже сам научился читать. А мать его часто пила. И сейчас она должна сидеть на скамье подсудимых, рядом с Панкратовым».

            Заведующая детским садом «Олененок» Галина Мельяновская: «Месяца за три до беды Максим перестал ходить в садик, хотя до этого посещал его регулярно. И всегда был голодный. Мы приходили к Владимировым, но дверь у них все время была на замке. Однажды ребенок пришел в садик с синяком на лице, но никак этого не объяснил, отмолчался. Тогда я спросила у матери, откуда у него синяк? Она ответила, что он наглый стал, не слушается, обманывает, вот она его и ударила. Она была плохой матерью, ребенка в садик приводили другие люди, они же его оттуда и забирали».

            Соседка Наталья Попович: «Семья пьющая, но ребенок хороший, умный, ласковый. «Откуда синяк, Максимка?» - спрашиваю. «Дядя Сережа поставил». Панкратов с соседями никогда не ругался, с хитринкой парень. Нигде не работал, жил на детское пособие».

            Медсестра Галина Логинова: «Когда нас позвали спасать Максима, я увидела, что голова у него разбита, обе кисти рук полностью черные от кровоподтеков. Ими он защищался от ударов палкой по спине. Ноги, живот, ягодицы – все черное. Я хотела вцепиться в Панкратова, так я его ненавидела. У него были алкогольные запои, находился на учете нарколога. Мы Владимировой говорили, что не надо с ним жить. Как-то она прибежала в амбулаторию с Максимом, на ее теле были круглые синяки – от ударов поварешкой. Максим стал замкнутым, всегда голодным, жаловался, что дядя Сережа его бьет. В другой раз она прибежала в амбулаторию уже одна. Мы пошли вызволять Максима, мужиков с собой взяли. А она, Владимирова, в сторонке стоит и помалкивает. Мне она с тех пор неприятна».

            Соседка Наталья Щербинина: «Максим говорил, что дядя Сережа его всегда за дело наказывает. А когда я с мужиками пошла его освобождать, мальчик сказал, что это на него дверь упала, поэтому он весь синий. Ребенок уже не встает от побоев, ходит под себя, а его мать говорит, что он сам виноват – не слушается».

            Но у Панкратова в зале судебного заседания оказались не только обличители, но и сторонники. То и дело раздавались мужские и женские голоса: «Держись, Серега!» Группу поддержки сами же участники процесса выпихивали вон из зала, но те возвращались, и тогда становилось страшно за еще оставшихся в живых детей Вала.

            ПОЧТИ ТРИ ГОДА прошло после того судебного заседания. Панкратов все это время находился в изоляторе и периодически жаловался судье на плохое самочувствие и нервный надлом. Ему очень хотелось на свободу, где, он знал это по собственному опыту, еще так много одиноких женщин, готовых, только за запах мужчины в доме, предать, отдать ему на растерзание своих детей. И разве один Панкратов это знает! Вон у него сколько сторонников только в родном селе.

            Ногликский районный суд приговорил Панкратова к 12 годам лишения свободы. Судебная коллегия отклонила его жалобу  и оставила это решение в силе.

             В отношении матери Максима в приговоре нет ни слова.