НА ЗЛОБУ НЕ ОТВЕТНАЯ, НА ДОБРОТУ ПРИВЕТНАЯ

Отгремели праздничные салюты, отзвучали торжественные речи. Награжденные в очередной раз сложили в заветную папочку почетные грамоты и утром 10 мая проснулись обычными, никому не нужными стариками. Обе мои собеседницы, скорее всего, не знакомы друг с другом, хоть живут в Ногликах более полувека. На Сахалин приехали, сбежав от элементарного голода, потому что в их родных деревнях центральной России в послевоенные годы жилось очень тяжко. А этим и в войну-то досталось по полной программе.

ТИШЕ, ЛИСТЬЯ, НЕ ШУМИТЕ, МОЕГО ЛЕШУ НЕ БУДИТЕ

            Например, когда началась война, Нине Григорьевне Устиновой было всего три с половиной года. Семья ее жила в Калужской области. Отец ушел на фронт, а мать с тремя маленькими детьми в апреле 43-го года была угнана фашистами в концлагерь, который располагался на окраине Смоленска. Маленькой Нине отчетливо запомнилось, что ее несли на руках пленные русские солдаты. А младшая двухлетняя сестренка категорически не шла ни к кому и громко плакала. Поэтому маме пришлось всю дорогу самой нести на руках ребенка. Старший шестилетний братишка шел рядом.

            - Вели нас по огородам. Вокруг громадные воронки от снарядов. И почему-то запомнилась мамин ответ, когда ей сказали, чтобы собирала вещи: «А ничего не надо». Наверное, была уверена, что нас выведут за околицу и расстреляют.

            Страшно мне не было, потому что ничего не понимала. Было даже интересно – посадили всех детей на машину и повезли. А над головами летают снаряды: наши войска обстреливают немцев, те – их, полуторка с детьми как раз посредине.

            В плену мы выжили все, хотя, по рассказам мамы, было там настолько плохо, что не раз ей приходила в голову мысль – дочек бросить, а с сыном убежать. В конце 43-го наши войска нас освободили и отправили поездом домой. Но взрослые не разрешали детям смотреть в окно – вся земля была устлана трупами.

            Папа вернулся с войны инвалидом, на костылях и стал «четвертым ребенком» в нашей семье. Правда, в последние годы его жизни он стал получать льготы, это поддержало материально и облегчило мамину долю.

После войны дети часто подрывались на снарядах, на минах. В речке находили «сковородки» - так мы называли мины. Соседского мальчика собирали по кусочкам. Подорвался он прямо на моих глазах, дня три  есть не могла, такое потрясение пережила. А еще один мальчик из нашей деревни повредил при взрыве глаза, но испугался, видимо, что ему от мамы попадет, и потому убежал домой и закрылся. Пришлось дверь взламывать, чтобы ему помочь. Дети взрывались, кто на смерть, кто инвалидом на всю жизнь остался, без рук-ног. Много детей-инвалидов было после войны. Лет двадцать уж после войны прошло, а все дети подрывались. Любознательные, лезут везде, все им надо поковырять, проверить, как эта штука работает. Да и до сих пор находят в лесу мины.

            А тогда, сразу после войны, когда я еще в школе училась, в пятом классе, помню, выводили нас на торжественное перезахоронение останков солдат. Собирали их из отдельных могилок в лесу, тут уж было не понять – русский ли это воин или немецкий. Все складывали в ящички и торжественно хоронили, со всеми почестями. Еще помню, как наткнулась в лесу на могильный холмик, на деревянной досточке было написано: «Тише, листья, не шумите, моего Лешу не будите». Наверное, мама сыночка маленького похоронила здесь. Люди же уходили от немцев, в лесу жили.

            После войны Нина жила в деревне до 16 лет. Работать приходилось много, на ребенка тоже выделялась норма – половина от взрослой. Полола, косила, всякую работу выполняла. Потом переехала в Калугу, где лет шесть была разнорабочей. Выучилась на продавца, вышла замуж и уехала на Сахалин. Сейчас дорабатывает до сорокалетнего сахалинского стажа, чтобы получить субсидию и вернуться на материк. Климат в Катангли суровый, а Нина Григорьевна любит возиться на огороде и с тоской вспоминает, как в ее родной деревне все росло и колосилось.   

МАТЬ МЕНЯ РАСТОРОПНУЮ РОДИЛА

            Тамара Никитична Курчина живет в небольшой двухкомнатной квартирке в микрорайоне «Новостройка». Название это было дано полвека назад, когда двухэтажные деревянные дома только сдавались в эксплуатацию. Народ тогда был неприхотлив, и новой квартире с удобствами на улице был рад неимоверно. Сейчас же это один из самых грязных микрорайонов райцентра, с переполненными контейнерами для мусора, покосившимися уборными и разбитыми дорогами. В самой же квартирке, где с 62-го года обитает Тамара Никитична, чисто, уютно, на стенах картинки с яркими цветами, телевизор с большим экраном («подарок ко Дню Победы»), в маленькой комнатке всегда в рабочем состоянии швейная машинка.

            - Я очень рано трудиться начала, еще в школе училась. А уже тогда нас посылали картошку копать, траву косить. Мать меня, наверное, такую родила – расторопную. Мои подружки-ровесницы были слабее меня, а я высокая, хоть и худенькая. Но благодаря росту считалась взрослой. И наравне с взрослыми вкалывала.

            Жили мы в Курской области. Во время войны были в оккупации, а уж когда немца погнали, так почти что – на передовой. В Прохоровку, что от фронта была в 30 километрах, колхоз нас посылал копать окопы и противотанковые траншеи. Требовалось помогать военным. Возили на полуторке. Колхоз продукты присылал.  Но немец часто беспокоил. Как дымок кухни засекут, начинают бомбить, думают, что это армия.  И однажды разбили нашу кухню, пришлось вместе с солдатами питаться. 

            Немцы отступали через нашу деревню. Взрослые начали прятать молодых девок, чтобы немец не прихватил их с собой батрачками. Уберегли. Мы остались дома, но и тут нам хорошо досталось. Большие колхозные поля обрабатывали вручную. Лошади от бескормицы дохли, пришлось пахать на дойных коровах. А корова к такому труду не обучена, и приучить ее нет никакой возможности, проще себя запрячь. Так что смолоду здоровье подорвала.          

            По нашему селению шли войска. Какие ребята славные, все кадровые военные, научившиеся немца бить и побеждать! У нас в доме всегда штаб останавливался, потому что военные искали избу, где почище. Мама их кормила. Картошка своя, капуста, огурцы, хлеб испечет. Молодец, не обижала солдат.

А сколько наших сельских ребят не вернулось с войны, даже весточки не успели домой написать. Сразу в военную мясорубку попали, еще стрелять не научившись. И полегли. Бои в наших местах были жестокие, людей как косой косило!

            Ночью стучат в окно: «Тамара пусть быстрей собирается, видишь, обоз стоит и пушки». Не могут по нашим дорогам пройти, надо откапывать, толкать. Ночь-полночь, буран-не буран, иду в любую погоду. Иначе применялись меры, за невыход на работу судили. Если за месяц 40 трудодней не выработаешь, пять лет давал военный трибунал.

            В военные годы мешки с пшеницей по 80 килограммов грузила на машину вдвоем с другой девочкой. Надорвалась. Не легче была работа на конной молотилке. В барабан надо было бросать снопы. Прежде здесь только мужики работали, а в войну мне пришлось. От пыли глаза слепнуть начали. Судить хотели, мол, я от работы отлыниваю. Спасибо врачам, вылечили. Так обидно, что молодости своей не помню. Была она, или нет?    Мне через два месяца 80 лет исполнится. Спросите, хоть один поцелуй или одно объятие знала? Нет. Хотя замужем была, двоих детей вырастила.

Но, главное, всегда работала. Мне первой в больнице звание «Ветеран труда» дали. А то вот, ко Дню Победы в 2005 году Путин открытку прислал, в которой написано, что не было бы нашего труда в тылу, не было бы и нашей победы на фронте. Правильно сказал.  И спасибо, что обо мне вспомнил. Я своей жизнью довольна, все у меня хорошо. Квартира хоть и без удобств, но теплая и чистая. Пенсия, как у бюджетницы, правда, маленькая, всего 4150 рублей, но мне хватает, потому что за квартиру плачу  мало, дом-то списанный. Шью, вяжу, в церковь хожу. В еде неприхотлива, да и диеты надо придерживаться. Так что, я хорошо живу. Лишь бы войны не было.